«Не мешок картошки»: Лаша Руставский спутал карты Таро

9 марта в Стамбуле состоялась воровская сходка. По замыслу ее устроителей она должна была заложить фундамент под «общий расход», к которому в своем «крике души» недавно взывал Шакро, и поставить точку в длящемся с 2008 года конфликте.

Однако события, начавшие развиваться по незапланированному для непосвященного глаза сценарию, обнажили горькую реальность, с которой архитекторы будущего мира, похоже, утратили связь.

Собирал сходку и был ее ведущим сам Тариел , что говорит о том, что его воровская полнота никем не подвергается сомнению. Или, по крайней мере, теми, кто пришел. Таковых набралось чуть менее тридцати душ. В основном это были его и Мераба сторонники, проживающие в Анталье и Трабзоне. Ни из Греции, ни из Италии, ни из Москвы, ни даже из Польши посольства не прибыли. И, как будет понятно ниже, неспроста.

Все знаковые события, которые обрекли сходку на провал, состоялись в ее преддверии.

За неделю до «часа Х» Тариел собрал свой круг в Анталье. Там в присутствии нейтральных воров, включая Юру Лазаревского, Хизира и других, было зафиксировано стремление к общему расходу и отказ от всех претензий к оппонентам.

Примечательно, что Мераб, верный сподвижник Тариела, все время, пока длился конфликт, занимал исключительно непримиримую позицию и был категорически против любых уступок, настаивая на том, чтобы так называемые «заочники», подписавшиеся под прогоном по Таро, пришли «с опущенной гривой» и извинились, как когда-то бывшие сторонники убитого Рудика приходили и извинялись перед Хасаном. Посему для всех, в том числе самых радикально настроенных соратников Мераба, стало большой неожиданностью, когда Мераб согласился поддержать предложение Шакро об общем расходе без спроса и извинений.

Благостным умонастроением Тариела, более смахивающим на старческую псевдомеланхолию, не преминули воспользоваться Мелия и Алфасон, которые подписывались под прогоном и до последнего тянули с извинениями. Вопреки здравому смыслу игрока с сильной рукой, Тариел разбазарил все свои козыри, когда встретился с ними сам, вне своего окружения, упустив всякую возможность даже формального разбора и спроса.

Принимая изобразивших покаяние визитеров, Тариел обнял их как блудных сыновей и едва не пустил слезу, сказав, что «не мог поверить, что они подписались под его смертным приговором». Те, в свою очередь, особенно Мелия, тоже чуть не расплакались. Потом Алфасон (видно, это был его день) получил от Тариела еще один подарок – примирение с Чурадзе, которому Алфасон в свое время дал по зубам, когда Чурадзе, защищая честь Тариела, обозвал Алфасона «заочником».

Приватное общение Тариела с Чурадзе, не говоря об Аслане, который также пришел на поклон, мягко говоря, вызвало недоумение у некоторых сторонников Тариела, у которых к ним есть вопросы. Если конфликт Алфасона и Чурадзе имел личный характер, то вопросы к Аслану касаются «общака», и в этом отношении Аслан ничем не лучше Ахмеда Шалинского, с которого за это сняли «шапку».

Осознать всю ошибочность своего легкомысленного поведения Тариелу предстояло уже на следующий день, когда к нему заявился Чермен, нейтральный вор, не участвовавший в конфликте, которому, соответственно, не было нужды лебезить перед Тариелом, выдавливая слезу.

Настроенный крайне решительно Чермен потребовал от Тариела объяснить ворам, что он сделал с их общей семьей. Присутствовавший при этом Квежович пытался было встрять в их диалог, на что Чермен грубо заткнул Квежовича, предложив «посидеть ровно, пока его не запомнили как фраера», надавив на больную для Гурама тему, когда его безнаказанно отлупил Дикий казах.

Плавно подводя Тариела к своей главной мысли, Чермен поинтересовался у него, как прошла встреча с Алфасоном и Мелией. Тариел, словно Мака из фильма «Револьвер» самодовольно поведал, как его большое, под стать голове, сердце великодушно простило умолявших с порога о прощении.

На это Чермен спросил, как теперь быть с Лашей , которого нельзя не выслушать, потому что он ни от чего не отказывался.

Наивный как ребенок, верящий в Деда Мороза, Тариел ответил, будто Шакро заверил его, что «возьмет Лашу на себя». Искренне удивленный такому ответу Чермен сказал, что «Лаша – вор, а не мешок картошки, чтобы кому бы там ни было брать его на себя».

Апогеем, возможно, главного выступления в жизни Чермена, тут же стал его безотлагательный звонок Лаше. Лаша, по всей вероятности, ждавший этого звонка, во всеуслышание заявил, что остается при своем мнении относительно Тариела и тех, кто перед ним извинился.

Тирада Лаши, который долгие годы не давал о себе знать, произвела эффект разорвавшейся бомбы, сведя на нет любые усилия в направлении общего расхода. При этом все думали, что строптивость проявит Мераб, а не Лаша, но получилось ровно наоборот. Отказавшись на сходке от претензий к «заочникам», Тариел и Мераб не позаботились о том, чтобы «заочники» отказались от претензий к ним. Лаша, пусть даже оставшийся в меньшинстве, одним своим звонком обрушил железобетонную конструкцию, которую Таро и Мераб все эти годы воздвигали против него.

В итоге Тариел, у которого, как он говорит, «всегда хорошее настроение», на грани нервного срыва улетел обратно в Дубай. В приватной беседе он потом признался, что едва сдерживался, чтобы в тот момент не поднять на Чермена руку, который вдобавок ко всему поднял на смех бумагу об общем расходе и ее автора, заявив о полной абсурдности такой постановки вопроса.

Напомним, воровской прогон, подписанный тридцатью шестью ворами, был зачитан Алексеем Пимановым в эфире программы «Человек и закон» на Первом канале российского телевидения. В этом прогоне Тариела в грубой форме уподобляли девице с низкой социальной ответственностью, подлежащей смерти от руки каждого порядочного арестанта. Эта бумага, словно дамоклов меч, провисела над Тариелом весь его 10-летний срок и висит до сих пор.

Первые лица этого прогона – Дед Хасан и Япончик – вскоре были убиты снайперами. Другие десять, в том числе: Вагон, Гизя, Кватия, Зятек, Тенго, Мутай, Мамука, Дато, Мафия и Лева умерли сами более-менее естественной для их образа жизни смертью. Вятлаг и Рубен извинились. Первый искренне и почти сразу, второй по прошествии времени и под давлением сложившихся обстоятельств. С Жоры Ташкентского и Гии Гальского мерабовские получили по всей строгости, а с племянника Шакро, Дато Озманова, хлеще всего. Муха, насколько известно, отошел от воровской жизни без извинений. Остались пятнадцать человек, которые не извинялись, в том числе шестеро кавказцев: Лаша, Заза, Чикора, Гия Длинный, Камо и Коба и десять таких далеко не слабых славян как: Костя Шрам, Пичуга, Воскрес, Чебурашка, Слива, Забава, Сенька, Вова Питерский, Азат и Кащей, без одобрения которых, пусть даже формального, Тариел не сможет, как вор, чувствовать себя в Москве, на которую все его планы, так же комфортно, как среди своих сторонников в Турции.

За представлением, разыгранным в Стамбуле, только слепой не увидит руки кукловода. Нетрудно заметить, что в проигрыше оказались все главные фигуры на шахматной доске. Таро и Мераб получили прямо противоположное от того, чего добивались, без боя сдав свои позиции, как Горбачев - Советский Союз вместе с Варшавским блоком. Лаша, вызвав огонь на себя, стал главным препятствием на пути к единству и спасению Воровского...

...Все, кроме «главпахана», показавшего, что есть он и все остальные, которые на несколько голов ниже него, не захотевшего кому бы то ни было отдавать ни лавры триумфатора-миротворца, ни мириться с тем, чтоб на его место в Москве сел кто-то другой.